- Я этого не знал - с удивлением произнес Наполеон, чем только раззадорил графа.
- Вот ради закрепления достигнутого успеха Горчакова император Николай и направил в Берлин цесаревича Александра, над чем ты так пылко ломал голову в прошлом месяце. Король Вильгельм устроил специальный смотр частей берлинского гарнизона в честь высокого гостя, чем привел Александра в бурный восторг.
Услышанные известия о явном ляпе господина министра вызвали раздражение у Наполеона, чему в тайне обрадовался граф Морни. Он не любил господина Валевского, с которым у него были свои счеты.
- Отныне наследник русского престола души не чает в прусском короле, и даже шутя, называет его вторым отцом. Такие слова сказанные молодыми людьми дорогого стоят, и я твердо могу сказать, что с этого дня у Вильгельма будет прекрасная возможности влиять на будущего русского императора в своих целях.
- Ты, безусловно, прав, Шарль. От такой возможности я бы тоже не отказался. Тем более по сведениям из близких кругов к русскому двору, здоровье императора Николая оставляет желать лучшего.
Граф Морни удовлетворенно кивнул головой, и неторопливо допив свое вино, продолжил говорить.
- Боюсь, что отныне, императора Франца будет очень и очень трудно подвигнуть к большой войне с Россией. Узнав об изменении позиции Пруссии к императору Николаю, австрийцы ни за что не согласятся воевать с русскими. Франц Иосиф до смерти боится остаться один на один с русскими, особенно если ему будет, пусть даже чисто гипотетически, угрожать противостояние с Пруссией. Австрияки хороши, когда они дерутся в компании против одного, и трусливы один на один. Нам ли это не знать, - сказал Морни, напоминая Наполеону их детские годы, когда их мать Гортензия Богарнэ лишилась почти всех своих владений благодаря действиям Австрии. - Кроме того, после твоего предложения австрийцам удалить из Тосканы местного герцога, венский двор будет относиться с куда большим недоверием к любым твоим предложениям о сотрудничестве, чем прежде.
- Но австрийцы могут свободно рассчитывать на мою военную помощь. Пусть откроют границу, и мои дивизии, устремившись на освобождение Польши, снимут с них как прусскую, так и русскую угрозу! - запальчиво воскликнул император, пропустив мимо ушей намек сводного брата.
- Луи, мне ты можешь не говорить того, что с таким восхищением слушают твои любимые поляки. В отличие от них я хорошо знаю, что у нас не будет такого количества войска, чтобы совершить этот освободительный поход и в ближайшем будущем не предвидится. Кроме того, мы с тобой прекрасно знаем, что польский поход это больше пропагандный лозунг призванный напугать царя, чем реальный план.
- И это говоришь мне ты, мой брат, с которым мы так много сделали для возрождения империи и нашего дома! - горько молвил император, но Морни не обратил на эти слова никакого внимания.
- Да, это говорю тебе я, поскольку кроме меня нет на свете другого человека, который желал большего успеха твоим делам. Так уж распорядилась судьба, что на мою долю всегда выпадает необходимость одергивать твою пылкую и увлекающуюся натуру ради пользы дела.
Я закрыл глаза на твое страстное желание поквитаться с русскими, используя грубую промашку Николая в отношении Турции, но время показало мою правоту в этом вопросе. Мы имеем множество мелких побед при полном отсутствии успеха в главном, победы над русскими.
Согласись, мой дорогой брат, что вместо нынешнего дорогостоящего кровопускания в Крыму, было бы куда приятней получить свой кусок турецкого пирога в виде Туниса, Крита, Сирии и контракта на постройку Суэцкого канала.
- Ладно, бог с ними, австрийцами, они уже сыграли свою роль в устрашении Николая, однако он все равно будет должен отдать мне что-то взамен Севастополя, иначе меня не поймут французы, - продолжал упорствовать император и брат не стал с ним спорить.
- Как все большие события в истории порой зависят от капризных случайностей, - сказал задумчиво граф Морни.
- Это ты о чем? - переспросил его собеседник.
- О той злополучной телеграмме, что прислал тебе русский царь, после провозглашением тебя императором. Не назови он тебя тогда месье, а братом, и между вами не было бы той искры личной вражды, которую так ловко раздули в твоей груди англичане. Тогда бы вы смогли спокойно поделить наследство "больного человека", а не воевали бы между собой на радость англичанам.
- Ах, не начинай, Шарль! - недовольно буркнул император. Но хорошо знавший своего брата граф, видел, что подобные мысли уже не раз приходили на ум дорогому Луи.
- Благодаря союзу между нашими державами, мы без всякой опаски и затруднения смогли бы переместить нашу западную границу к берегам Рейна и получить в вечное владение всю Ломбардию без всяких оглядок на Пруссию, Австрию и даже Англию - продолжал развивать свою мысль граф.
- Замолчи, змей- искуситель! - гневно воскликнул император.
- Как прикажите, ваше величество, но ты сам прекрасно знаешь, что за моими словами стоит реальная основа, а не эфемерные проекты, которыми в таком обилии накормили тебя британцы за последнее время.
Братья помолчали, немного давая возможности разуму возобладать над эмоциями, и затем продолжили беседу.
- Так ты сможешь наладить реальный канал для переговоров? Зять Нессельроде совершенно не годится для этой цели, поскольку господин канцлер уже не обладает той степенью влияния на русского царя, что имел прежде, - спросил примирительно Наполеон.
- Конечно, ты прав, это не тот случай. Скорее всего, нужно будет выйти на Горчакова. Он сейчас в явном фаворе у Николая, по крайней мере, по дипломатической линии, - высказал свою мысль Морни.
- Ты хорошо знаком с ним?
- Да, в начале прошлого года встречались в Вене на приеме у Констанции Хорни. Мы обменялись мнениями об условиях, при которых было возможно заключение перемирия. У нас наметился определенный прогресс, Горчаков высказывал твердое убеждение, что русский император согласиться на принятии четырех основных требований, но никогда не пойдет на территориальные уступки. Правда, были некоторые варианты решения этой проблемы, но неожиданно, по приказу Нессельроде, Горчаков был отозван домой, и всё закончилось ничем.
- Тогда, Шарль, поезжай в Берлин, и попытайся узнать у него каковы виды русского императора на заключение мира.
Этим тема беседы была полностью исчерпана, и граф Морни поспешил откланяться, чтобы в ближайшее время приступить к исполнению повеления своего императора. Как бы ни был уверен Луи Наполеон в крепости своих штыков, он хорошо помнил слова своего великого дяди, говорившего о невозможности сидеть на штыках, что заставляло рано или поздно заключать с противником мир.
Пока братья Богарнэ вели государственные разговоры, на Лионский вокзал столицы вместе с множеством пассажиров поезда с юга, прибыл ничем не примечательный итальянец с документами французского подданного Джузеппе Ковальи. В это время в Париже было много южан, которые устремлялись в столицу второй империи в надежде на лучшую жизнь.
На господина Ковальи у парижских полицейских ничего криминального не было, и потому итальянец без особых проблем легализовался в столичных трущобах, устроившись работать плотником. Эта работа была вполне знакома для тридцатишестилетнего революционера Феличе Орсини, которым на самом деле и являлся приезжий.
Всю свою жизнь этот человек посвятил только одной цели: объединения итальянских земель в одно единое государство и провозглашения в ней республиканского правления. Главным препятствием на пути этого священного дела итальянских революционеров были австрийцы, оккупировавшие половину северной Италии и римские папы, не желавшие ничего слышать об объединении Италии, довольствующиеся своей личной властью в папских землях, широкой полосой разделяющих страну на две половины.
Если с австрийскими войсками итальянские карбонарии ничего не могли поделать, то изменить положение дел в отношении римского понтифика они имели возможность. Римского папу активно поддерживал французский император, следуя давней традиции семьи Бонапартов. Французские солдаты охраняли границы папских владений, на французские деньги римский властитель содержал свой двор и укреплял свое влияние среди европейских стран. Достаточно было только устранить новоявленного императора "всех французов", как проблема с папством, этим вечным тормозом на пути объединения страны, была бы немедленно решена. Как говорится, нет человека и нет проблемы.
Так думал Орсини, так думало множество итальянских вольнодумцев различных политических течений и ориентаций. Это обстоятельство умело использовала тайная полиция кайзера Франца.
Всячески поддерживая мнение карбонариев относительно отрицательной роли Наполеона в процессе создания новой Италии, австрийцы старались не столько отвлечь внимание революционеров от своих итальянских владений, сколько их руками устранить опасного потрясателя европейского равновесия. Таковы были нравы большой политики того времени.
